Никогда не поздно сделать себе счастливое детство
Открытие Non/fictio№22 началось с уникальной информации: человек не таракан, и природа ждет его судьбоносного вмешательства для исправления своего неправильного состояния.
Переварить поток выставочного мейнстрима оказалось непросто, но и не слишком сложно. Организаторы Non/fictio№22 быстро приспособились к вынужденному онлайну и хорошо подготовились. Традиционный очный режим отложили до марта. Создали виртуальную экспозицию, выложив на сайте Non/fictio№22 фотографии книжных обложек с названиями и авторами в текстовом формате.
Отдельно приведен топ-лист, чтобы было проще разобраться. Сайт Non/fictio№22 как всегда у всех выстроен каким-то своим путем, но, в отличите от квестов органов власти, в данном случае все необходимое быстро находится и надежно работает.
Записи трансляций доступны по алдресу https://weekend1online.moscowbookfair.ru/programma/
Проблемы были заметны только на презентации романа «Филэллин» Леонида Юзефовича. Трансляция прерывалась и разобрать его глухой голос было сложно. Говорил он банальности вроде того, что писать о прошлом проще, настоящее еще не отстоялось. Я это слышал много раз с неизменным выводом – автор еще не узнал собственное мнение о текущих событиях. Зачем нам история, если она шарахается от современности?
Роман «Филэллин» удостоился самого подробного описания, и к нему есть вопросы, в частности, относительно барона Унгера, на которые автор заведомо не ответит ввиду признаков политической ангажированности.
Программа первых двух дней состояла из полутора десятков дозированных по часу презентаций. Каждая отдельная книга и тем более сопровождающий ее поток слов вызывает чувства противоречивые. Однако в ракурсе литературной критики набор в целом выглядит репрезентативным и в концентрированном виде отражающим спектр книгоиздания.
Реальность выбора четко обозначил блогер, переводчик и матершинник Алексей Поляринов в процессе разнузданной презентации своего нового романа «Риф». В отношении работы переводчика он сформулировал общий принцип: выбираешь не из плохого и хорошего, а из десятка вариантов, каждый из которых кого-то выбесит.
Наверное, каждая из представленных книг кого-то выбесит, а нам надо искать наш общечеловеческий радикал и строить связи между человеческими протуберанцами, каждый из которых на полном серьезе может оказаться прозрением.
Как считает социолог Наталья Вакурова, мы живем в мире разорванных коммуникаций. Автор может не видеть своего читателя, а читатель не иметь представления о существовании своего автора.
Алексей Поляринов назвал несколько новых авторов, книги которых прочитал с удовольствием, и среди них роман «Покров 17» Александра Пелевина (это другой писатель) о журналисте в закрытом городе., также «Конец света» Аллы Горбуновой о 90-х.
Знатоки и ценители современной русской литературы вообще-то редкость. Однако когда сталкиваешься с таким человеком, неизменно оказывается, что названные им книги тебе неизвестны. Видимо, общество в целом неспособно ни переварить, ни оценить все наше литературное богатство.
Наши представления о мире кормятся случайностями и на этой зыбкой базе выстроена технология. Получается по примеру Екатерины Шульман. На нее ссылался буквально каждый второй, а сама она появилась живьем в самом конце.
Алексей Поляринов отразил намеренно тиражируемую нелогичность в построении картины человеческого мира. Когда Екатерина Шульман говорит, что насилия в мире стало меньше, ей тут же приходит – мужик жену зарубил! Экстраполируют частный случай на исследования.
Согласно детским наблюдениям самого Алексея Поляринова, мужчины были постоянно пьяные. Поэтому в роли автора он лишил своих героинь отцов. Вжившись в женский образ, автор дистанцировался от своего собственного биографического опыта ввиду его нетипичности.
У Алексея Поляринова нашлись ответы на вопросы, о которые споткнулись презентаторы других книг, и в их числе сам Евгений Водолазкин. Поляринов на примере своих двух книг «Центр тяжести» и «Риф» вывалил на слушателей весь набор нюансов писательского творчества. Технологии не получилось, если первые восемь попыток автор счел выкидышами и обещал себе, что их никто никогда не увидит.
Не менее строго относится Поляринов к своему переводческому труду. Стремление улучшить произведение достойно изгнания из профессии. Отразить замысел автора настолько сложно, что если работать серьезно, переводами не прокормишься.
Когда пишешь свою собственную книгу, важно понять, о чем она. И тогда роман состоится. В процессе возникают очертания следующей книги. Технология тут одна – все начатое доводить до результата. Люди, которые легко увлекаются и мало что завершают, Поляринова бесят. Лучше медленно и немного, но обязательно до конца.
Очевидно, у Поляринова получилось, если его пригласили в роли эксперта по культам. Он пытался объяснить, что всего лишь писатель.
Написать одну книгу может каждый дурак, хотя есть и гении одной книги вроде Сэлинджера. Если книга понравилась, это не значит, что ее автор окажется интересным собеседником. Такие сочетания редкость.
Кстати, о традициях русского перевода. Приятно удивила презентация первой книги на русском языке датского писателя Питера Хёга «Представление о ХХ веке». Его произведения переведены на четыре десятка языков и в русском датский текст особенно нюансируется. Приведен фрагмент с физиком Нильсом Бором, который выглядел настолько по-детски, что его как бы мама оказалась на самом деле женой. По замыслу автора, никогда не поздно сделать себе счастливое детство.
Хотя лично я не отношусь к фанатам Владимира Набокова, должен признать знаковым событием публикацию на русском двухтомной биографии «По следам Набокова» Брайана Бойда, литературоведа из Новой Зеландии. биографа Набокова. За биографию Набокова присуждена в 2001 году Эйнхардовская премия, это биограф Карла Великого. Для русского издания Брайан Бойд произвел апгрейд, которого английский текст не проходил.
Все, кто в этом году пытались что-то сделать по плану и вовремя, знают, как это трудно. Биография Набокова вышла в сентябре, и это маленькое чудо
На презентации автора не было, и она прошла скучновато и занудно одновременно. Прозвучали любопытные подробности без расшифровки и продолжения. Обрывки презентационного контента повисли в воздухе. Мероприятие превратилось в игру в непонятки.
Было бы важно узнать об отличиях русского и английского текста, почему автор не решился на издание в простом переводе. Если Набоков встал в иконостас символов альтернативной России, за этим одним не стоит никакого другого таланта, кроме таланта выживания. Кстати, ни одна другая раса не имеет такого объема разбросанных по миру альтернатив, как русские. Биография Набокова – та же история России, и писать ее должна Россия.
В России Набоковские чтения проходят в узком кругу Пушкинского дома. Произведения его в основной массе доступны. Чего никак нельзя сказать о большинстве других русских гениев, которые оказались лишними опавшими листьями и для России, и для е антиподов на Земле.
Наверно, было бы правильно провести инвентаризацию русских гениев, оказавших влияние на развитие науки и литературы. У них смежные музы, учитывая, что в традициях русской литературы изучение биологии человека с естественнонаучной точностью в гуманитарной форме. Традиция продолжается, и без этого ни одна выставка неполна.
Тема истории на Non/fictio№22 оказалась в ведении культового писателя Евгения Водолазкина. Человек тридцать лет читал летописи, написал житие «Лавр» и решил сам взяться за жанр летописи. Получился роман «Оправдание острова», представленный на Non/fictio№22.
Принцип любой презентации – зажечь, но не наполнить. Понять что-либо по сути трудно. Согласно аннотации от организаторов, остров Евгения Водолазкина отсутствует на карте, но существование его не вызывает сомнений. События узнаваемы до боли. Средневековье переплетается с современностью, всеобщее – с личным, а трагизм – с гротеском. Здесь легко соседствуют светлейшие князья и председатели Острова, хронисты и пророки, повелитель пчел и говорящий кот.
«Работая над романом «Лавр», я был лекарем, юродивым, паломником и монахом. Сейчас, десятилетие спустя, отважился стать хронистом – и ощутил, как велик груз ответственности того, кто запечатлевает минувшее. История – это одно из имен опыта. В конце концов, от жизни остается только история. Роман «Оправдание Острова” посвящен, понятно, лишь части суши, но, подобно капле воды, отражает гораздо большее...», – написал Водолазкин.
Название выбирали из пятидесяти вариантов. Что он на своем острове оправдывает, Водолазкин объяснил, да я его ход мысли не уловил. Не получилось той универсализации, которая присутствует у булгаковского Воланда и в общем случае следует из теории Макроэволюции. Нам еще это пригодится, чтобы разобраться в событиях Non/fictio№22, а пока про историю.
Классик Водолазкин не обошелся без банальностей, включая вопрос, раскрытый Алексеем Поляриновым – допустимо ли улучшать источник. Водолазкин призвал на помощь Нестора, который вставил в «Повесть временных лет» кусок о том, как русские убивали византийцев, и ничего не исправил. Понятно, что тогда русские были жестокими язычниками, и Нестор с Водолазкиным оказались на стороне Константинополя.
Когда историю превращают в дубину против какой-то группы, это пропаганда. Без истории не может жить ни один народ. Если это история подвигов, возникает расхождение между частичной историей и общей. Носителем нравственности является личность. Власть это всегда запрос общества, именно такого человека ждут.
Есть жития интереснее Гарри Поттера, – в моем восприятии такие слова пустая банальность, потому что мне распиаренный до безумия Поттер неинтересен.
С высказываниями Водолазкина об истории сложнее.
История особая материя. Даже если история наука, во что многие не верят, в ней нет эксперимента.
Современный летописец утверждал, что история стала пропагандой во всем мире Россия не лучше и не хуже. На территории СССР 15 историй. Впечатление, что 15 галактик не знали друг о друге. Народы, которые жили в симбиозе, делают вид, что каждый от Адама. Это обидно нам в России, есть искушение поставить всех на место. Однако историю надо писать спокойно, как Нестор.
В пьесе Водолазкина «Сестра четырех» отражено непонимание автора в связи с короной на вирусе. Ситуация абсурдна. Мы очень больны. Беспокоит агрессия. Водолазкин не всходит в Фейсбук и не знает, что там происходит, но думает, ничего хорошего.
Академик Лихачев говорил, зло не имеет субстанции.
При всем уважении к Лихачеву с Водолазкиным, признать достоверность прозвучавшего невозможно, это абсолютные истины на уровне веры. Я не знаю, почему любимый писатель настолько подавлен, что оторвался от реальной жизни и ее принципов.
Древнерусские летописи составлялись из взаимных инсерций разных источников. В них есть собственный текст по заказу действующей власти, от чего сейчас Вололазкин мужественно отказывается, но о летописях почему-то говорит исключительно с почтением как об источнике истины. Для пущей значительности в летописи вставлялись куски чужих текстов. Это мог быть источник из прошлого в несколько тысячелетий давности или современный автору, но как если бы учебник истории писал Сорос. Для Японии так оно и было, да и в России не лучше.
Летописец не утруждал себя не только редактированием, но ссылками с обозначением цитат. Ковидный год заставил массу людей посмотреть правде в глаза. Водолазкин на своем острове Васильевском к массе не относится.
Один из важнейших выводов текущей истории состоит в следующем.
В истории есть эксперимент, и его она ставит сама, надо только уметь читать его смысл: как и в эволюции, разные попытки одного и того же с разным исходом в зависимости от места, времени, кто это делал и как. Не видеть этого в России может только человек, глубоко разочарованный в своей стране. Причины для этого есть, и стоило бы их описать, это тоже имманентная прихоть нашей истории.
Коронавирус произвел странные рокировки ролей. Евгений Водолазкин родился в 1964 году, Людмила Улицкая – в 1943. если сравнить их выступления на Non/fictio№22, жертва тоталитаризма оказалась сущим оптимистом по сравнению с жертвой культпросвета, если принять теорию просвета между культами.
Людмила Улицкая выступила с презентацией новой книги «Бумажный театр».
«Реальность ускользает. Всё острее чувствуется граница, и вдруг мы обнаруживаем, как важны детали личного прошлого, как много было всего дано – и радостей, и страданий, и знания. Великий театр жизни, в котором главное, что остается – текст. Я занимаюсь текстами. Что из них существенно, а что нет, покажет время», – написала Людмила Улицкая.
Слушать ее было интересно про стихи, которые она пишет и не собирается публиковать. Про бабушкино бриллиантовое колье, отданное спекулянтке за Набокова. В ходе презентации продемонстрирована плюшевая собака, полученная еще по ленд-лизу и ставшая персонажем детской книжки.
Улицкая любит сложные книги, но не считает возможным изучать их по школьной программе. Это отбивает вкус. Современной литературы мало читает, больше читает стихию. Например, Айзенберга. Книги читает 7% людей, поэзию 7% от этих семи. Есть дарование писать стихи, а есть дарование читать.
Улицкая человек очень странный, и ее отношение к людям с признаками мизантропии. И, надо сказать, она подкупает своей честностью. Ее выступление на Non/fictio№22, на мой взгляд, было самым интересным.
Однако первая представленная книга оказалась наиболее типичной для современной литературы исходя из англосаксонских представлений, что любой человек может писать обо всем, главное попасть в нужное время в нужном месте со своим карго-культом из банок с тушенкой, для этого автор ездил в экспедиции.
Это Андрей Туторский, «Медленные миры южных океанов и таёжных морей». Понятно, если человек попал в Полинезию и Уганду, описать свои впечатления надо обязательно. Но причем здесь морпехи США и их цивилизационные блага для туземцев? Похоже на перестройку в России, как ее подает зампред Думы Петр Толстой.
Вторая докладчица Анастасия Гачева вообще никуда не ездила и достигла всеобщего космизма. Поводом стала новая книга Светланы Семеновой «Созидание будущего: Философия русского космизма».
Анастасия Гачева так увлеклась собственными мудрыми мыслями, что забыла о книге. Вспомнила, когда ее попросили завершать, и принялась лихорадочно пересказывать оглавление.
Собственный thesis Гачевой достаточно оригинален. По ее словам, сама природа чает направляющих действий человека. Их взаимодействие как отношения мужа и жены . Биосфера переходит в ноосферу, и человек должен позаботиться, чтобы не перешло в какосферу. Ноосферный экологизм. Человек не таракан в природе, он должен привести к гармонии
Это был не самый большой бред на Non/fictio№22 по сравнению с новаторскими пьесами молодого германского драматурга Вольфрама Хёлля. Молодой, но быстро эволюционирующий от тоски по родине-матери, утраченной стране ГДР, до политической заказухи с представлением Евросоюза в форме дискотеки. Вышибалы на входе выбрасывают мигрантов.
Текст семейной драмы Хёлля напоминает дурной сон, в моем представлении вызывающий в недрах сознания нечто вроде путешествия SARS-CoV-2 по телу, истерзанному кучей коморбидных недугов, в изображении безумного художника.
С германским драматургом успешно конкурирует Оливия Лэнг с книгой «Путешествие к Источнику Эха» о женщине-параноике Кэти. Точнее, о представлениях alter ego автора в связи с президентством Трампа, запутавшейся между CNN и Fox-news. Она дает себя насиловать, избивать, но это ее не спасает.
Автор ищет эротичность в изменениях климата, и ей кажется, мир движется к катастрофе. Апокалипсис связан с климатическими изменениями. Книга как бы о писателях – Виржиния Вульф, Фитцджеральд, Хэмингуэй. Оливия Лэнг вообще-то британская писательница, что ей до Трампа, когда у них там свой есть Борис Джонсон, нам того не понять.
Для вывода я выловил слова Оливии Лэнг: «Не знаю, можем ли мы построить утопию, но выживать без концепции утопии мы не можем. ... Люди не могут жить в раю, но они должны о рае мечтать».
Настоящее мракобесие замеса на политических дрожжах выпало на нелегкую женскую долю Екатерины Шульман. Она посчитала своей удачей стать научным редактором книги нейропсихолога Стивена Пинкера «Лучшее в нас». Местами трудно было понять, какова ее собственная реакция на ангажированное невежество автора. Она и сама ангажированная. Но дело в том, что автор явно не понимал вопросов своего научного редактора. Суть его thesis двояка: объявить снижение насилия в демократиях и развесить по странам ярлыки в зависимости от лояльности по отношению к США – демократия или автократия. По ходу пьесы невзначай как нечто само по себе разумеющееся произнести «аннексия Крыма».
Вопросы Екатерины Шульман представляют самостоятельный интерес. Заботу государства о гражданах во время пандемии она видит исходя из того факта, что женщин – серийных убийц в одиннадцать раз меньше мужчин и у них другие методы. Женщины убивают под видом опеки.
Стивена Пинкера опроверг Франс де Вааль в беседе с Мариной Бутовской о книге «Последнее объятие Мамы. Чему нас учат эмоции животных». У этого автора получилось, что демократии очень агрессивны. К сожалению, этот автор тоже не понимал вопросов из России.
Над презентаторами сгустился дух Нестора с подачи Водолазкина, и я окончательно уверился, что причина чужой глупости в нас и нашей некритичности к тупой критике в наш адрес, какую бы форму она ни принимала.
Франсу де Ваалю очень не нравится западный антропоцентризм. Неандертальцев держат за дебилов, но ведь у них мозг был больше нашего.
Западный центризм на Non/fictio№22 сломал о риф реальности спецназовец с опытом АТО против Донбасса Василий Прозоров. Презентация его книги «Точка невозврата» выглядела необычно, опровергая едва ли не все прочее. Прежде всего это та суровая реальность, которую не хочется видеть никому, не только оптимисту Стивену Пинкеру.
Прозоров описал ту самую текущую историю, от которой шарахаются историки. Конечно, лучше бы этого не было. Мы в России имеем доступ к информации, кто, как и зачем организовал бойню в Донбассе. Формально ни Вашингтон ни Москва не при чем. Однако центры силы договаривались всегда по деталям хода войны, конкретным фигурам и территориальному разделу. Так было и во время Второй мировой войны.
Судя по рассказам Василия Прозорова, его мандат ограничен ситуацией в СБУ и ВС Украины. После Майдана госпитали были забиты ранеными и обожженными спецназовцами Беркута, защищавшими законную власть. Они считались преступниками и Беркут был расформирован.
Попытка сформировать боевые батальоны из майданутых «патриотов» провалилась, они могли только мародерствовать и грабить население, дисциплине не подчинялись и были небоеспособны несмотря на абсолютное превосхолство Украины в тяжелом вооружении. У ополченцев Донбасса тяжелого вооружения не было.
Уже была Одесса.
Армия воевать не хотела. К майданутым офицеры относились со злобным презрением, но «патриоты» были неприкосновенными и творили, что хотели.
Выжившим и здоровым бойцам Беркута предъявили ультиматум: тюрьма или АТО. Остальное доделала пропаганда и рецепт от персонажа Достоевского «повяжи их кровью». Мирное население превратилось в сепаров и врагов, которых можно безнаказанно убивать.
Прозоров описал зверства в секретной тюрьме «Библиотека» на территории мариупольского аэропорта, моральное расслоение, разную обстановку в лагерях ротации, встречи с бойцами Беркута и Омеги, спасение российских журналистов Life-news. Их задержал армейский спецназ в зоне полготовки операции и была поставлена задача представить их боевиками под видом российских журналистов.
Задача Прозорова как сотрудника СБУ и российского разведчика состояла в одном и том же – заводить контакты в руководстве. О задержании журналистов Life-news он тут же сообщил в Москву. Уже было убито несколько журналистов, но этих спасли.
В отличие от Сноудена или Скейхилла, у Прозорова нет полного раскрытия взятой темы. Косвенно из его описаний видна ограниченность мандата России в помощи Донбассу. Она строго ограничена гуманитарной составляющей и не распространяется на контрразведку, политическую и военную помощь.
В то время как ученые США рассуждают о приматологии и Стивен Пинкер убеждает мир в снижении насилия, очевидец современных форм проявления насилия Василий Пррзоров невольно ставит вопрос о квалификации и классификации таких проявлений.
История знает много примеров геноцида. Не меньше – аннексии: Австрия, Парагвай и так далее. Известны попытки сецессии, в частности, одиннадцати штатов Североамериканской конфедерации, утопленных в крови гражданской войны. Феномен Донбасса не имеет аналогов. Территорию размером с иную страну отрезали от государственности, выборов и социального обеспечения, население объявили террористами и сепаратистами и принялась методично и последовательно уничтожать.
В основном выводе Стивен Пинкер прав, потому и права Екатерина Шульман, сравнив новые формы государственного насилия с формой опеки от женщины – серийной убийцы.
Послушав за пятнадцать часов в два дня полтора десятка презентаций, я с чувством глубокого удовлетворения осознал себя широко знающим спектр нюансики современной нонфикшн.
У меня по счастью сведения сведения о новой русской литературе не только из Гостиного двора. Тут нет по мрем выборку книги года «Личное дело» Эдварда Сноудена. Нет «государственников» Юрия Полякова и Александра Куприянова, год назад об этом прямо сказали. Нт также книг Анатолия Крыма, Ларисы Склярук, Екатерины Рощиной, Елены Котовой.